Научные труды
Феномен сепаратизма
За четверть века полевых этнографических исследований мне пришлось побывать в ряде районов мира, где имеются движения за самоопределение и этнические конфликты происходят в сепаратистских формах (канадский Квебек, канадская Арктика, Ольстер, Каталония, Тироль, Гавайи, Шри Ланка, Кипр, Южная Осетия и Абхазия, Чечня). В данном разделе лекций использованы не только собственные полевые материалы, но и имеющиеся научно-теоретические разработки и конкретные описания сепаратистских случаев. В целом литература о сепаратизме страдает политической заангажированностью и двойственными подходами[i]. У сепаратизма почти всегда есть как минимум две противоположные версии, которые обслуживаются интеллектуалами конфликтующих сторон или им симпатизирующими внешними экспертами. В зависимости от политической позиции аналогичные случаи сепаратизма оцениваются абсолютно по-разному. Так, для антироссийски (или «антиимперски») настроенных авторов Чеченская война – это «надгробный памятник российской власти», и, наоборот, абхазская сецессия – это «коммунистическая Вандея»[ii].
Следует сразу же сказать, что число защитников сепаратизма среди интеллектуалов, включая ученых, гораздо больше, чем противников. Причем есть одна общая закономерность: просепаратистские симпатии ученых и публицистов распространяются на внешний мир и очень редко на собственные страны. Это объясняется прежде всего гораздо более упрощенным представлением о внешнем мире, сложившемся во многом под воздействием средств массовой информации и международных адвокатов в пользу той или иной конкретной сецессии, и гораздо более детальным знанием ситуации в собственных странах. В Канаде и даже в самом Квебеке мною преимущественно фиксировались мнения, что радикалы-франкофоны никогда не добьются отделения Квебека от Канады и результаты народных референдумов только подтверждают призрачность и безответственность проекта расчленения Канады. «Уж если Квебек получит независимость, то только тогда, когда он надоест всей остальной Канаде и она его просто выпихнет. Многие канадцы и сейчас относятся легкомысленно к этому вопросу, как будто речь идет всего лишь о том, чтобы поменять форму своей прически. В итоге чуть не проспали последний референдум, когда число сторонников сепаратистов приблизилось к половине голосов», комментировала одна из моих канадских коллег-антропологов, проживающих в Монреале[iii]. В те дни, когда газеты объявили итоги последнего референдума в Квебеке, я находился в Казани – столице российской Республики Татарстан, где достаточно сильны просепаратистские настроения. Почти все комментировавшие это сообщение видели в нем только одно – рано или поздно Квебек все равно будет независимым (а значит, и Татарстан также).
В еще большей степени в мире господствуют симпатии в отношении независимости Тибета от Китая. Китай фактически в одиночку противостоит мощному внешнему давлению и осуждению за проведение колониалистской политики репрессий в этом регионе и подавление права на самоопределение для тибетцев. В пользу этих симпатий работает гигантский авторитет духовного лидера буддистов Далай-ламы ХIV, который является политическим эмигрантом из китайского Тибета, а также активная деятельность на Западе многочисленных эмигрантов из Тибета, имеющих статус политических беженцев. Романтика высокогорного монастырского мира верующих тибетцев-ламаистов тронула сердца многих людей, особенно в странах Запада и особенно среди молодежи. Поклонники независимого Тибета и последователи ламаизма появились среди голливудских звезд и рядовых старшеклассников. Дочка одного из моих монреальских коллег-антропологов после посещений местного клуба эмигрантов из Тибета стала активистом движения за независимый Тибет, а затем и антропологом – специалистом по данному региону. Такие наивные романтики и самозванные адвокаты независимого Тибета вместе с эмигрантами и самим Далай-ламой составляют мощную внешнюю силу, претендующую представлять население Тибета и говорить от его имени. Однако мало кто обращает внимание на то, что само происхождение данного конфликта и его столь давняя история имеют отношение, прежде всего, к геополитическому и идеологическому соперничеству великих держав после второй мировой войны. Сейчас многие серьезные историки и другие эксперты признали, что именно вмешательство США, в том числе и агентурное, в события 1950-х годов в Тибете (волнения служащих монастырей, столкновения с властями, гражданские политические коллизии) позволили этому конфликту обрести своего рода мировую легитимность и уже после этого обрести собственную инерцию и внешние ресурсы, которые не позволяют достичь примирения в этом регионе Китая многие десятилетия.
Поразительно однозначной была реакция внешнего мира на сепаратизм в странах Восточной Европы и в СССР, когда там начались демократические преобразования с середины 1980х годов. Желание государств разрушить другие государства с помощью сепаратизма, т.е. раздела по так называемому «национальному» (читай – «этническому») признаку, доминировало над всеми другими расчетами, политическими и культурными ориентациями. Кстати, весь этот гигантский процесс нового раздела государств в 1990 годы подтверждает одно из наших глобально-исторических наблюдений, что государства остаются основными игроками на мировой политической арене, что они пребывают в состоянии соперничества за ресурсы и политическое влияние, что они склонны к опасному соперничеству, что они готовы осуществлять передел ресурсов и влияния в свою пользу как главный приоритет своей политики, после чего уже следует забота о правах человека, демократии, стабильности и процветании во всем остальном мире. Желание ослабить основного соперника или потенциального противника всегда берет верх над соображениями идеологическими (например, неприятие исламского экстремизма). Именно так произошло с поддержкой внешним миром чеченского сепаратизма, ибо это означало возможность поддержания для западного мира ослабшего было внешнего «образа врага» и начало геополитически полезного с точки зрения многих геостратегов второго раунда дезинтеграции территории бывшего СССР за счет новой «мини-империи» России. Именно этим объясняется крайне резкая негативная реакция внешнего мира в связи с политикой российского правительства, ставившей своей целью покончить с существованием неконтролируемого региона вооруженной сецессии, - региона, который многие в мире уже зачислили в новые «де-факто» независимые государства.
Проблема сепаратизма в политике и в науке имеет выраженный эмоциональный контекст, ибо участники дискурса или открытой борьбы имеют дело с фундаментальными ценностями, непосредственно затрагивающими интересы больших масс людей. В каком государстве жить, кому подчиняться, на каком языке говорить, кому молиться, как перемещаться, кто будет защищать жизнь и собственность людей, наконец, какой гимн петь и каких героев и какие могилы почитать? Проблема сепаратизма (сецессии) – одна из самых сложных в сфере этнополитических и конфликтологических исследований. Прежде всего потому, что она прямо связана с вопросом о разделе или упразднении государства – одной из наиболее мощных и всеохватывающих формоциальных коалиций людей. Проблема вышла на передний край обществоведческих исследований в связи с ситуацией, сложившейся после краха коммунистических режимов в Восточной Европе. Хотя сепаратизм имеет давние исторические корни и глобальную географию. Современный клуб государств, которые переживают одну, две или несколько внутренних войн и конфликтов сепаратистского (на этнической или региональной основе) характера, достиг уже нескольких десятков (Таблица 1.)[i] Bookman M.Z. The Economics of Secession. N.-Y.: St. Martin’s Press, 1992; Separatism — Culture Counts, Resources Decide. Ed. by Andresen T., Bull B., Duvold K. Bergen, 1997.
[ii] См. Lieven A. Chechnya. Tombstone of Russian Power. New Haven and L.: Yale University Press, 1998; С.М.Червонная. Абхазия — 1992: Посткоммунистическая Вандея. М., 1993.
[iii] Личное письмо от Катрин Люсье, 10 ноября 1995 г., Монреаль.
В начало страницы