Научные труды
Я был министром
После приглашения меня в Кремль для разговора с президентом и не очень внятной беседы (о предложении стать министром им не было ничего сказано) в феврале 1992 г. своим указом Б.Н.Ельцин назначил меня председателем Государственного комитета по делам национальностей – министром Российской Федерации. В должности директора института я остался, ибо не рассчитывал на долгую государственную службу в период радикальных перемен, но зато намеревался использовать ресурсы института в экспертном обеспечении нового министерства. Комитет тогда уже был создан со штатом в несколько десятков сотрудников и заместителей председателя. Располагался он в неприглядном здании политехникума в районе метро «Академическая».
Создание нового министерства, которого не было в СССР после упразднения Наркомнаца в 1924 г., было нелегким делом. Не было ни здания, ни кадров, ни концепции государственной политики в этой сфере. Тогдашний вице-премьер Г.Э.Бурбулис сказал мне единственное напутствие: «иди и искореняй там коммунистическое подполье!» Но он сам и никто другой из руководителей правительства не смогли даже приехать, чтобы представить меня коллективу. С Е.Т.Гайдаром у меня фактически не было ни встреч, ни разговоров, а тем более на тему о национальной политике. Получилось, как хочешь, так и рули, но главное – выполняй в срок президентские поручения и принимаемые Верховным Советом законы!
Я начал фактически с нуля и не очень успешно, пропуская заседания правительства, опаздывая на совещания, не исполняя в срок поручения, плохо контактируя с сотрудниками (в здании не было зала, чтобы собрать коллектив!). Но самой большой проблемой оказалась моя неспособность стать политическим человеком и связать себя с политиками-демократами и с их партией. Ученый во мне чаще всего брал верх, хотя мне было понятно, что в течение одного рабочего дня я оказывался в роли руководителя в двух принципиально разных учреждениях: в министерстве должен быть один голос – голос министра и никакого многоголосия, а в институте должно быть многоголосие, иначе будет конец научному коллективу. И все же кое-что удалось сделать и что не менее важно – не совершить больших ошибок, которые привели бы к печальным результатам, как это часто бывало в те годы с государственными людьми. В сфере управления этническими проблемами таких ошибок уже было совершено более, чем достаточно, начиная с конца 1980-х годов.
Одной из актуальных проблем была проблема реабилитации репрессированных народов. Принятый триумфально в апреле 1991 г. закон на эту тему реализовать полностью было невозможно, включая предусматриваемые территориальную реабилитацию и принятие отдельных законов по каждому из репрессированных народов. В законе было записано, что выступать против него означало совершать уголовное преступление. Тем не менее, выступая перед депутатами ВС РФ, я сказал, что «трудно выполнять принимаемые в спешке законы».
Лоббирование этнических лидеров от имени народов и в пользу своих интересов по части «национальной государственности» было очень сильным: ингуши требовали отдельную республику вместе с частью Пригородного района, российские немцы хотели восстановить упраздненную в 1941 г. республику поволжских немцев, балкарцам хотелось отделиться от кабардинцев, осетинам – воссоединиться с южными братьями, казакам был нужен особый государственный статус и т.д. Самой серьезной проблемой после подписания в марте 1992 г. Федеративного договора был вооруженный сепаратизм в Чечне, где федеральная власть утратила свой контроль, и политический сепаратизм Татарстана, который отвергал российский федерализм и вел дело к «ассоциированному статусу».
Несколько раундов встреч и переговоров с госсекретарем Германии Ваффеншмидтом с участием лидеров российских немцев закончились подписанием соглашения в октябре 1992г. (в день моей отставки!), которое более реалистично определило работу с российскими немцами и сотрудничество с Германией, чем это было сделано в подписанном ранее Ельциным и Колем документе «восстановить Республику немцев Поволжья».
В начале сентября возник политический кризис в Кабардино-Балкарии. Избранного президента В.М.Кокова и Верховный Совет республики «общественники» и проигравшие на выборах обложили в здании парламента своим бессрочным и воинственным митингом, едва не закончившимся кровопролитием. Воспользовавшись единственный раз очень скромным спецсамолетом, я вылетел в Нальчик и за сутки помог достичь соглашения на основе принципа разделения властных должностей и диалога власти с так называемыми «национальными движениями». На следующий день Ельцин сделал мне выговор за расходование денег на самолет без серьезного на то повода. Это был урок для меня как конфликтолога: предотвращенный конфликт как бы не считается событием, хотя затраты на предотвращение конфликта в тысячи раз меньшие, чем потом на разрешение произошедшего конфликта. Цена случившегося через два месяца ингушско-осетинского конфликта, не считая бесценные человеческие жизни, не поддается исчислению, ибо это десятки, если не сотни миллиардов рублей.
Миннацем была подготовлена концепция государственной национальной политики, в которой впервые более адекватно были сформулированы ее цели и определены формы и механизмы управления межэтническими отношениями. Наряду с этнотерриториальной формой в виде республик и округов другой формой внутреннего самоопределения народов называлась национально-культурная автономия. Именно это положение вызвало возражения двух других ключевых фигур в российской политике, которые отвечали за этническую политику, - председателя Совета национальностей Верховного Совета РФ Р.Г.Абдулатипова и советника президента по данным вопросам Г.В.Старовойтовой. Именно они убедили президента не принимать концепцию, иначе она «развалит Россию». Спустя четыре года мой проект стал основой ныне действующей концепции, которую никак не могут скорректировать нынешние политики, получив на это указание президента В.В.Путина еще в 2003 году.
Мне пришлось заниматься переговорами с Татарстаном. Ситуация была не из легких и события могли развиваться по худшему сценарию «досамоопределения России», о котором тогда мечтали политики и эксперты Запада. Моя поездка в Татарстан в июне 1992 г. кое-что дала в смысле понимания ситуации и продвижения к соглашению, проект которого в виде договора был подготовлен в августе 1992 г., хотя окончательные соглашения были подписаны только в 1994 году. После многих лет можно сказать, что курс на упорный торг с федеральным центром с использованием лозунгов и сил этнического национализма был рискованным, но в конечном итоге себя оправдавшим, благодаря прежде всего более ответственной и эффективной власти в республике и степени интеграции ее населения в общероссийское пространство. В Чечне таких факторов не было.
Много забот причинял Северный Кавказ и связанные с этим проблемы двух вооруженных конфликтов в Грузии. По предложению президента как главы правительства 5 июня ВС РФ принял закон об образовании Республики Ингушетия, в котором не были установлены даже примерно границы нового образования. Ситуация стала ухудшаться, а не улучшаться. Чеченцы избавились от части населения, которое не поддерживало отделение от России. Ингуши ужесточили свои требования к территории Пригородного района. Русские начали уезжать из Ингушетии, несмотря на заверения лидеров, что после создания республики «ни один волос не упадет с головы русского. Во Владикавказе не собирались уступать ни в чем, даже по части диалога с собственными ингушами, проживавшими в Северной Осетии. Там расцветал собственный национализм и антиингушские настроения. Обе стороны вооружались при попустительстве федеральных органов власти. «А что я могу сделать?!» - сетовал министр внутренних дел Ерин по поводу моего предложения разоружить и развести конфликтующие стороны среди российских граждан.
В июне было подписано соглашение о Смешанной контрольной комиссии (СКК) и трехсторонних миротворческих силах в Южной Осетии. Его исполнением занимался министр С.К.Шойгу вместе с военными, а попытка подключить Госкомнац без каких-либо ресурсов и опыта носила вспомогательный характер. Тем не менее, я трижды выезжал в обе Осетии, посещая заодно и Ингушетию. В руководстве СКК длительное время работал мой заместитель В.Ф.Шамшуров, безвременно ушедший из жизни. В Южной Осетии с началом лета война прекратилась, но в Северной дело шло к насилию. «Если не успокоятся, мы от них очистимся», - сказал мне тогдашний президент республики А.Г.Галазов.
После поездки на Кавказ в сентябре, убедившись в линии осетин и ингушей на схватку и в неспособности силовых структур федеральной власти обеспечить порядок, я написал заявление об отставке с должности министра. К этому решению подтолкнули также отказ Гайдара и Чубайса выделить пустовавший тогда Дом дружбы с народами зарубежных стран для размещения Миннаца и Дома народов России (проект дома был мною тогда уже разработан) и матершина со стороны «курировавшего» меня вице-премьера Махарадзе, мало чего понимающего в национальной политике попавшего во власть пройдохи. В своей жизни я не выслушивал подобные грубости, и привыкать к ним не был намерен. Б.Н.Ельцин подписал мое освобождение только спустя две-три недели, опустив в тексте указа причину освобождения меня от должности министра. Его самолюбие не могло принять формулировку «по собственному желанию». С этим я и вернулся в директорский кабинет института, совершив краткий поход во власть, набравшись «включенного наблюдения» за этим важнейшим компонентом человеческой культуры и, по крайней мере, не нанеся ушерба стране и самой власти. Открытый конфликт в Северной Осетии произошел десять дней спустя.
В начало страницы