Коллективные труды

 
Дальше      
 

Научные труды

Главное, что создает ученый - гуманитарий - это научный текст в виде книги, статьи, заметки или рецензии. 

Ученый может также выступать автором идеи, составителем и редактором коллективного труда или серийного издания. 

Отечественная тематика, т.е. изучение этнических и других...

Мировые мегаполисы и проблемы межэтнического согласия

Академик В. А. Тишков
 

          Является ли Москва многонациональным мегаполисом или столица России – моноэтничный город? Если 80% или более – русские, то можно ли мегаполис называть многонациональным? Нет никаких сомнений в том, что все города мира, особенно крупные, многоэтничны, многокультурны и многоконфессиональны. Я не знаю таких городов, которые бы в этом отношении представляли собой гомогенное целое с точки зрения культуры. Заблуждением является и то, что города сегодня порой представляются сосредоточием ненависти, межрасовой и межрелигиозной, мешающей мирному существованию. Не будем забывать, что основная история складывается в крупных населенных пунктах из мирного сотрудничества многоэтничного населения. Иначе не были бы построены ни церкви, ни мечети, не были бы построены сами города – ведь они могут возникать только в дни мира, а не в дни войны и вражды. Сам факт существования, процветания, сосредоточения грандиозных исторических, культурных, технологических ценностей в крупных городах говорит в пользу того, что это есть результат и доказательство мирного сожительства, сотрудничества людей разных культур, разных верований, разных традиций. Более яркого тому подтверждения найти трудно. Естественно, что и Москва с момента своего зарождения всегда была таким средоточием, перекрестком и диалогом культур. Почему? Потому что мегаполисы, в отличие от сельских поселений, основаны на обмене, на торговле, на контактах, на открытости и мобильности населения. Одно это говорит о том, что города не могут быть монокультурными.

          Кроме того, города – это большие поселения. Если в маленьких общинах, в деревнях действуют определенные ограничители возможностей физического и культурного смешения людей хотя бы по причине малочисленности и пространственной разобщенности людских коллективов и считается предпочтительным находить брачных партнеров из соседних деревень, а не «привозить со стороны», то в мегаполисах всегда происходит не только пространственное, но и непосредственно физическое смешение людей разных культур, разной крови. Таким образом, смешанные браки, наличие разнообразного населения – еще одна особенность всех мегаполисов. В Москве уже исторически не менее трети жителей – это потомки смешанных браков, а динамика заключаемых браков в этом плане говорит о возрастании смешанных семей.

           Это никак не противоречит тому факту, что 80% москвичей называют себя русскими, ибо потомки смешанных браков, где один из родителей – русский, чаще всего выбирают русскую национальность, поскольку по культуре и языку являются русскими. Москва тем самым выступает одним из мощнейших интеграторов российской общности и ассимиляторов в пользу русскоязычной российской культуры и русской идентичности. Заметим, что эта ассимиляция носит добровольный характер и определяется чаще всего родительскими стратегиями, желающими, чтобы их дети выросли конкурентноспособными в большом российском социуме и в столичном мегаполисе. Этот жизненный выбор москвичей следует уважать и поддерживать не меньше, чем стремление части москвичей сохранять свою этнокультурную специфику, малый родной язык и круг этнического общения.

             Третий миф заключается в том, что города, мегаполисы состоят из народов. Почитайте некоторые сводки и журналистские тексты: в нашей Москве «проживает 100 наций и народностей», «в нашей префектуре живет…, в нашей школе учится… 50, 60 народов» и т. д. В Москве живет один народ – российский. Он по своему составу многоэтничный и поликонфессиональный, и, наверное, нет не только ни одной префектуры, но и ни одной школы, ни одного класса, где бы были люди одной национальности и одного физического генотипа. Ясно, что значительная численность населения мегаполисов – это дети самых разных национальностей, потомки смешанных семей. К счастью своему, многие дети раннего возраста и не задумываются над этими вопросами, пока взрослые не займутся их «народоведческим» натаскиванием, которое почему-то считается теперь обязательным компонентом раннего школьного воспитания.

           Вся наша социология, этнография традиционно исходила из того, что у человека может быть только одна национальность. Во всех наших социологических вопросниках мы обычно опрашиваем русских, татар, азербайджанцев, но хотя бы один вопрос мы задали человеку смешанного происхождения? Нет! Мы следуем старой советской процедуре: у человека должна быть одна национальность, он должен быть или только татарином, или только евреем, или только русским, и никем другим. Мы упрощаем ситуацию, которая существует в стране, тем более в крупных городах. А ведь значительная часть населения представляет собой людей, которые живут в общероссийском культурном пространстве, где сочетаются общероссийский русскоязычный пласт, мировая массовая культура и одна, две иди даже три малые культурные традиции. Все они уживаются в современном человеке достаточно бесконфликтно и с пользой для личного преуспевания: днем отработал в русскоязычном офисе, вечером болел за российскую спортивную команду, читал английский детектив или смотрел американский фильм, в выходные дни был в церкви, мечети или на национальном празднике, собрании и т. п.

       У современных москвичей существуют сложный набор идентичностей и приверженностей. Подавляющее большинство чувствует морально-эмоциональную привязанность к своей Родине и к ее столице, считая себя москвичами-россиянами. Но некоторые сохраняют чувство сопричастности к тому, что происходит в странах или регионах, откуда они или их родители когда-то приехали в Москву. Нужно только так выстраивать наше отношение к данной ситуации, чтобы гражданская ответственность и место постоянного проживания (страна и город) была значимее так называемой «исторической родины». И нормой поведения для проживающего в Москве россиянина грузинского происхождения является отстаивание интересов своей страны. По крайней мере, такова наиболее типичная ситуация среди диаспорных сообществ в большинстве стран мира, хотя имеют место и другие варианты.

         Что касается этнической культурной традиции, то для многих горожан она уже не так значима, как для человека, проживающего в сельской местности, малом городе или в республике. С другой стороны, крупные города, включая Москву, все больше становятся средоточием этнографического многообразия, иногда большего, чем деревни. Здесь есть этнографические музеи, фестивали и праздники, этнические рестораны и клубы, не говоря уже о самом населении. Конечно, многие по своему воспитанию и морально-нравственным устоям обязаны испытывать лояльность, при-вязанность к языку, культуре своей семьи, своей матери и своего отца, если так случилось, что они – люди разных культур, разной национальности и даже, может быть, разных религиозных убеждений. Но эта культурная сложность может существовать и существует на уровне отдельной личности, не вызывая разлада и не представляя собой некую аномалию. Культурная сложность современной личности, особенно жителя крупного мегаполиса, является нормой в боль-шей степени, чем монокультура, о которой мечтают некоторые радетели «культурной чистоты», желающие очистить город от «грязи».

            Еще один миф, который существует и по поводу которого мне хотелось бы высказаться, состоит в том, что, якобы, в человеке его этничность и его собственная идентификация построены на культурной оппозиции «я–они» или «мы–они», и для того, чтобы быть русским, надо себя противопоставить татарину или еврею. Эта простенькая структурная (бинарная) оппозиция представляет рудимент структурализма, который изжил себя в мировом обществознании уже лет двадцать или более тому назад. Для того, чтобы человеку себя как-то идентифицировать и утвердиться, не нужно себя кому-то противопоставлять, тем более в негативном плане. Этничность осуществляется в результате взаимодействия человека с носителями определенной культуры или группы, в которой он состоит, в результате фундаментального взаимодействия с любыми другими системами, группами или институтами. Это не обязательно должен быть другой народ, это может быть государство. Например, чеченцы утвердили свою идентичность с начала войны не потому, что они противопоставляли себя русским, а потому, что их бомбили самолеты федеральной армии. Люди начинают чувствовать себя плохо от того, что их каждый раз могут останавливать в метро и напоминать, заглядывая в паспорт, что они таджики или выходцы с Северного Кавказа. Для этого им не нужно противопоставление «мы–они». Утверждение, что человек – носитель той или иной культуры и этничности, что он запрограммирован на противопоставление, причем с негативным оттенком – «к своим относятся лучше, чем к другим», – постулат сомнительный.

         Конечно, солидарность легче выстраивать с людьми, которые говорят на одном языке, соплеменники или люди сходной культуры легче находят взаимопонимание. Но, тем не менее, люди создают свои коалиции солидарности, легко пересекая этнические, языковые и другие границы, и строят свою солидарность на основе интереса, будь-то меркантильного, идеологического, профессионального занятия, любительского увлечения или криминального занятия и т. д. Не зря существует постулат, что «преступность не знает национальности», что в основе своей верно. Поэтому вывод, что этнический фактор является главной основой социальной коалиции и человеческой солидарности – очень уязвим. Это может быть так, если мы берем малые субгомогенные сообщества, деревни, где территориальная солидарность обусловлена еще и тем, что люди здесь живут вместе, что они – единый коллектив, одновременно и территориальный, и этнический. Никто не отрицает, что в крупных городах этничность, или этническая солидарность, может быть одним из факторов взаимодействия людей, выстраивания коалиций, коллективов. Но гораздо чаще мы видим, что этничность – далеко не самый главный мотив. Факторы поколенческие, гендерные, территориально-поселенческие, профессиональ-ные более важны для выстраивания взаимодействий между людьми, особенно в крупном городе.

           Я хотел бы сказать и о пользе многонациональности, или многоэтничности, т. е. культурной мозаичности. Существует некий постулат, что чем сообщество многообразнее, многокультурнее, тем богаче та или иная страна. Более того, современная наука подтверждает, что чем человек культурно сложнее, чем больше знает языков, чем он больше вобрал в себя элементов различных культурных систем, тем он успешнее, богаче и интереснее. Это действительно так. Но есть не менее популярная формула о том, что существует некий коренной, устойчивый образ жизни, к которому люди привыкли, будь то город или деревня. Этот образ жизни – основа традиции и залог благополучия, и всякое вмешательство, всякие разрушения его изнутри и извне вредны и оказывают негативное воздействие. Есть много академических или псевдоакадемических аргументов, что каждый этнос, чтобы сохранить свою чистоту, должен иметь не более 15% смешанных браков в своем составе, иначе начинается эрозия этноса. Есть представления, что вновь прибывающие элементы несовместимы с коренными жителями, они – носители другой цивилизации, других цивилизационных норм. Они не только разрушают сложившуюся здесь культуру, но и подвергают дискриминации, эксплуатации основное население. Особенно это имеет место в крупных городах, проецируется не столько на иноэтничных, сколько на новых жителей иммигрантского происхождения. Это старый миф. Такой точке зрения надо противопоставлять более зрелые и трезвые оценки и подходы.

         Ясно одно: смешение и миграция всегда были условием развития. Об этом свидетельствует история человечества. Две трети сегодняшних москвичей – это те, чьи родители два–три десятилетия назад приехали в столицу и были новожителями. И если мы посмотрим на тех политиков, которые сегодня закатывают истерику и говорят, что Россия, в том числе и Москва, гибнет в результате иммигрантского нашествия, то сами-то они когда и откуда приехали? Вот это есть личностный, эмоциональный аспект, связанный с комплексом самоутверждения и интересами политической мобилизации.

Я обратил внимание, что всегда люди из смешанных семей становятся самыми большими националистами. Этот феномен очень интересен. Не говоря уже о том, что за подобными отношениями стоят не столько какие-то врожденные этнические или генетические установки, сколько коллективный и частный интерес, очень часто меркантильного, корыстного плана. Не только Москва отличается антимигрантскими установками, фобиями, но и многие другие города. Я долгие годы занимался Северной Америкой – США и Канадой, – в том числе иммигрантской проблемой, и знаю, что каждая новая иммигрантская волна подверглась сверхэксплуатации предыдущими миграционными волнами и доминирующим обществом. Каждая новая волна жертвовала собой, чтобы детям жилось лучше, а потом отыгрывались на следующей волне вновь прибывших. Это такой коллективный эгоизм.

            Поэтому когда спрашивают, как решить проблему миграции и антимигрантских фобий, я говорю: надо начать с себя. Если Вы против мигрантов, тогда прекратите пользоваться услугами приезжих по ремонту квартир, уходу за детьми, готовке пищи. Начните с этого. Почти каждый из нас недоплачивает за труд гастарбайтеров и мигрантов. Тем самым мы участвуем в системе сверхэксплуатации, а она возможна только в том случае, если мы держим этих людей в приниженном состоянии. Ведь если мы будем бороться за достоинство, за такие же права, как у коренного населения, тогда надо и платить им столько же. Это морально-этическая проблема всего общества, о которой мы почти не говорим.

            Подчеркну: это не только проблема Москвы или других крупных российских городов. Это проблема мировая. В 1992 г. весь центр Лос-Анджелеса был разгромлен стихийными выступлениями, с утратой контроля со стороны милиции и общества, неорганизованной толпой, которая состояла в основном из представителей этнорасового меньшинства – афроамериканцев, а также выходцев из Пуэрто-Рико и Мексики. В город была введена национальная гвардия. Кстати, тогда никто не принял международную резолюцию типа «Вторжение американской армии в Лос-Ан-желес», как принял резолюцию под схожим названием Европейский парламент после введения федеральных войск на территорию Чечни. В правовом плане это были схожие ситуации, хотя развитие событий и внешние реакции были различными. Но, возвращаясь к Москве, Лос Анжелес наводит меня на мысль, что бывают ситуации массового выхода из правового пространства, которые основаны на таком взрыве, стихийном бунте, мобилизация которого происходит на этнической, религиозной или расовой основе. К этому мегаполис и его руководство должны быть готовы по части адекватной реакции предотвращения или ликвидации беспорядков.

           Мы знаем и другие случаи. В Индии лет десять назад был разгромлен сначала индуистский, а потом мусульманский храмы, и жертв было несколько тысяч. Мы знаем разделенные города: стена разделяет уже почти 20 лет Ольстер и Белфаст в Северной Ирландии. Еще один пример – недавние массовые выступления в пригородах Парижа. Мы часто стараемся все, что происходит в мире, сейчас же на себя примерить: вот и у нас это же будет, вот обязательно сейчас произойдет! Конечно, такая эмоционально-драматическая реакция, такое апокалиптическое карканье саморазрушительно. События, которые происходят в мире и кажутся нам похожими, надо более адекватно анализировать и самое главное – извлекать уроки из того, как, столкнувшись с тем или иным кризисом, те ли иные политики, общества выходят из создавшегося положения.

         Наблюдая ситуацию в Москве в течение пятнадцати последних лет, могу сказать: Москва, прежде всего благодаря ее правительству, – один из немногих крупнейших мегаполисов мира, где этническое, религиозное многообразие мирно уживаются, причем с грандиозной пользой для развития мегаполиса. Я не знаю примера в истории других стран, по крайней мере, в XX веке, чтобы такой огромный город за десять лет полностью преобразился, с точки зрения многих своих улучшений – инфраструктуры, сферы обслуживания, питания, транспорта, качества жилья. Эти грандиозные преобразования, трансформации не всегда адекватно воспринимаются, тем более как позитивные, так как общество перегружено переменами. Социологи знают такой феномен перегрузки общества переменами, когда даже позитивные изменения воспринимаются как негативные. Привычный образ жизни – пусть он и беднее – требует меньше принимать решений, меньше крутиться, а поэтому кажется проще и лучше. И это не только поколенческая ностальгия.    Здесь есть еще и индоктринация, которая идет со стороны старого поколения, политическая заангажированность со стороны политической оппозиции, части экспертного сообщества, которое не чувствует себя участником преобразований. Эта индоктринация влияет и на молодых людей. Они сами мало что видели, поэтому воспринимают дословно утверждения, что страна вымирает, что в Москве полмиллиона бездомных детей. Сами они не видели, кто и где умирает, но с удовольствием повторяют, что у нас бездомных больше, чем в гражданскую войну, и т. п.

            Повторю: Москва за последнее десятилетие продемонстрировала грандиозный прорыв. Он стал возможен в условиях рынка, либерализации, эффективного управления. Но при этом нельзя забывать, что в столице сосредоточены люди с разными взглядами, умениями, подходами, традициями. За все эти годы в российской столице не было массовых беспорядков коллективного характера, за исключением случая в Лужниках, когда перекрыли Комсомольский проспект пред-ставители азербайджанских торговцев (я даже не могу сказать, что общины). Других таких массовых крупных выступлений я не знаю. Это говорит о том, что Москва – достаточно толерантный город, и этому надо отдать должное. Если мы не будем говорить об этом, утверждать это, писать про это, изучать это, тогда и ориентиров нет. То, что в Москве в последние годы утверждаются фобии в отношении лиц с Кавказа, из Средней Азии и иммигрантов, я рассматриваю не только как реакцию основного населения, которое склонно порой проецировать свои проблемы на присутствие других, объяснять их тем, что другие во всем виноваты.

             Важно обратить внимание на воздействие со стороны тех, кто производит эти субъективные представления. Это научное сообщество, это масс-медийные структуры и, конечно, политики. Они хотя и составляют 3–5% населения, но формируют представления людей. Например, как часто формулируют вопросы для исследований или интервью? Если вы будете задавать вопрос: «Как вы относитесь к людям другой национальности?», – я знаю ответ заранее. Вместо того, чтобы задать нейтральный, косвенный вопрос, касающийся об-щения, о том, кого человек знает, с кем контактирует, кто у него бывает в гостях, с кем дети дружат или он сам, мы спрашиваем об отношении к людям другой национальности. Помню, еще лет десять назад я говорил, что в суд на СМИ подал бы только за то, что во всех сводках, информациях или сведениях о судебных процессах, об арестах сообщается национальность подсудимого, а национальность судьи, свидетеля, суда присяжных почему-то нет.

           В Москве есть много сюжетов, которые нужно разрабатывать и утверждать, прежде всего, это, конечно, правовые аспекты. Миротворчество, толерантность – все очень важно. Но оно следует после того, как общество и государство осуществят главную свою функцию – заставят людей жить по правилам, по законам, без этого не может быть ни одного человеческого общества. Вы знаете, пилигримы, которые приблизились на корабле «Mayflower» к берегам Америки, прежде чем высадиться на сушу, написали документ, явившийся предтечей американской Конституции – Мэйфлаурское соглашение, в котором они изложили некоторые нормы и правила своей будущей жизни. Если бы они не сделали этого, то могли бы себя перебить. Сегодня установлено, что первые поселения викингов в Ньюфаундленде в Канаде погибли, исчезли не из-за того, что им не хватило пищи, и не из-за того, что их местные аборигены уничтожили, а из-за внутренних споров и распрей, сами себя уничтожили. Поэтому правонавязывание и исполнение закона – первейшая функция государства, основа общества. Если этого не будет, то массовый выход из правового пространства станет тривиальным явлением. Правопорядок первичен по отношению к той форме, в которой он осуществляется. Демократия, авторитаризм и т. д. – все это потом, сначала порядок надо определить, а уже затем можно говорить, лучше он или хуже, так как без порядка, без законов, без норм не может существовать человеческое общество. Поэтому в этом отношении обеспечение прав, норм правопорядка и закона в стране, а тем более в сложных мегаполисах, является основой основ.

         Конечно же, надо внедрять в общество установки толерантности на взаимодействие, открытость. Сфера этничности, межрелигиозного, межэтнического взаимодействия в значительной мере символьная, а не биологически-генетическая субстанция, поэтому методы воздействия и управления тоже должны носить символический, идеологический характер, т. е. характер воздействия, убеждения. Упрощенные, примитивные формулы и принципы усваиваются гораздо легче, чем установки, связанные с толерантностью. А что такое толерантность? Это не просто терпение. Толерантность – осознанная, воспитанная установка, проявляющаяся не в том, что я спокойно отношусь к тому, что рядом с церковью стоит мечеть. Толерантность – это когда я, представитель русского православия, помогаю своим соседям-мусульманам мечеть строить, а они, в свою очередь, оказывают помощь мне. Это осознанное действие, активная установка, поэтому она дается не так просто.